Смысл дороги в том, что дороги нет. (с)Кирлиан
Перевод Еноха.
Легенды Гару: История Всадника Нитей.Легенды Гару: История Всадника Нитей.
h-OSirius: Microsoft
Office: Microsoft Word
8: Normal*Good House Briefing
(March, 1999) Datatree, Inc. Junius
Fitzroy’@”xVS@Ay’ ‘UAA@<-h$e
geQykbCEHJlMBJQaj (EJCE^[IeU(EJCE’<<’0’Datatree
Стой. Не форматируй этот файл. Эти слова не твои, но они важны. Послушай меня. У меня есть история, которую я хочу рассказать тебе, выслушай её ради блага твоего племени.
Эта история началась в прошлом веке (по вашему исчислению). Время большой промышленности, как раз после Первого Международного Электрического Конгресса.
Это было до того, как великие стеклянные стены повырастали в городах, до того, как мы приняли эти стены как часть нашей сущности.
Слушай. Я был Железным Всадником – одним из вас, одним из ваших предков. Я шел по похожим на опухоли городам и даже если бы я не был обучен чуять Вирма, его зловоние было бы тошнотворным для меня. Знаешь, что было за время – люди стали пищей для машин, рудников и финансовых магнатов. Вирм пульсировал в городах и заводах, хватал новые творения Ткача в свою пасть и жестоко клепал из них инструменты страдания. Я плакал, думая о том, как Ткач и Машина были порабощены жадностью и невежеством, и я поклялся, что я сделаю свой вклад в борьбу с этим.
Конечно, я думал, что моя задача была простой - побороть Вирма и спасти Ткача из его когтей. Я думал, что остальные представители Народа Гару были глупцами, рвущимися защищать Вильда и оставляющими Ткача на съедение гораздо более сильному Вирму.
Само собой, я был наивен.
Я был рожден в зажиточной семье и использовал семейное состояние для продолжения своего сражения. И это был хорошая борьба, намного лучше, чем напитанные кровью дикие драки наших сородичей. Моим оружием были выплаты и револьвер, пар и печатное слово. Удушающие кольца Вирма становились крепче в городах того времени, и я был там, чтобы противостоять ему. И чем более я вживался в мою роль, тем сильнее город разрастался вокруг меня. Иногда я думал о нём, как о своём ребёнке, и шёл по его улицам с собственническим отцовским чувством; порой я думал о нём, как о своём родителе, сворачиваясь калачиком в его кирпичных руках под теплым взглядом газовых рожков. Я бы думал о нем, как о своей госпоже - если бы он не послал мне госпожу сам.
Её звали Елена. Она претендовала на аристократизм, и на самом деле ее изящество и остроумие привели бы в восторг дворянство Европы. Конечно, они пленили и меня.
Мы были представлены друг другу моим коллегой, он... Нет, я не могу припомнить племя или даже имя. Не суть важно. Во время вежливого разговора в гостиной он обронил, что она знала определенные вещи, что она не была одной из «нас» (Железных Всадников? Гару? Я не могу вспомнить, что он имел в виду.), но, тем не менее, была одной из «нас». Я так понял, что Елена была Родичем, и её таинственность захватила меня, так что я никогда не думал собирать дополнительную информацию. В конце концов, это могло бы быть неприятным ей – тем более что я в скором времени не собирался замышлять что-либо против неё.
Я никогда не видел, чтобы она ела, и я побаивался вначале, самую малость, что она может быть вампиром. Но ни один вампир не может претендовать на настоящую жизнь так, как это делала она. Как-то раз я тихо проснулся, пока она всё ещё спала, и я смотрел, как вздымается и опадает её грудная клетка, прислушивался к её сердцебиению и ударам пульса, принюхивался к запаху пота и жизни.
Чересчур много жизни было в ней. Долгое время я был убеждён, что она перевёртыш, как и я, и всё же она не могла быть Гару. Её глаза сияли огнём, свойственным лишь существам, которые могут видеть жизнь целиком, как плоть, так и дух. Но не было в ней Ярости – когда её гнев вспыхивал, он обжигал холодом, не был похож на пламя раскалённой печи, как это у нас. Это было странно, и я нервничал – но столько страхов может быть подавлено прикосновением возлюбленной, когда эта возлюбленная понимает тебя так, как ни человек, ни тем более волк понять не могут.
Я узнал о её истинной природе несколько ночей спустя.
Я сказал ей, что у меня назначена встреча в притоне курильщиков опиума и умолчал об истинной цели моего визита. Откровенно говоря, у меня были свои пороки, но курение опиума среди них не числилось. Елена знала многое, и догадывалась, что это будет «деловая» встреча. Пообещав позвонить ей следующим вечером, я вкратце посвятил её в мои дела.
Само собой, меня ждали. Человек, которого я собирался убить, был каким-то образом предупреждён, и я себе на беду обнаружил, что он не только был чародеем какой-то разновидности, но и что женщины, повисшие у него на руках и сидящие у него на коленях, были тварями Вирма в женском обличье. Была боль – ужасная, обжигающая боль, которую я могу воссоздать в уме, но бессилен вспомнить. Я отбивался со всей силы, и этого было достаточно; его наложницы были раздроблены моим когтями и обратились в слизь, он был на очереди. Он был чародеем рассудительным, поэтому при первой же возможности сбежал при помощи магии. Может быть, я никогда бы не нашел его.
Но я сделал это следующей же ночью. Я нашел его иссушенную оболочку, замотанную в двойной слой паутины, аккуратно лежащей на крышке моего ящика с углём. После того как я её сжёг, ломая голову над всем этим, я поднялся наверх и обнаружил сияющую, покрасневшую Елену, наполнявшую коньяком два бокала. Она улыбалась от уха до уха. «Ты нашёл мой подарок?»
Я уверен, что старейшины осудили бы меня, если бы знали об этом. Возможно, если бы я был старше или был более невинным, я рванул бы оттуда со всех ног. Но никто не смеет приказывать Гару, что делать, по крайней мере, так я думал. И, хотя образы раздутых, похожих на луковицы пауков танцевали во мраке моего воображения, это каким-то образом сделало мою жажду Елены ещё более ненасытной.
Тогда я сделал ошибку, пытаясь примирить мой «долг» и мою любовь. В самый разгар разговора, наполненного тонким заигрыванием и уклончивыми речами, касающимися наших контрастирующих сущностей перевёртышей, я решил, что хотел бы обратить ее; либо я бы больше узнал о ней, либо приблизил бы её ко мне. Поэтому, как бы невзначай, я сказал: «Ты ни разу не упоминала имя Геи».
Я должен отметить, что её улыбка всегда была металлической, будто яркая красная краска поверх полированной стали. Её ответом было: «Как и ты».
Я запнулся и не нашёл, что ответить.
Это позднее беспокоило меня. Почему имя Геи не возникло на моих устах прежде, нежели я сознательно сделал усилие? Её дар жизни пульсирует в моих жилах – или это было средоточие силы Геи, или же биение чего-то иного? Откуда я черпал мою железную силу, моё горячее, как горн, сердце, мою поразительную скорость, как не от Матери Земли?
Тогда я попытался спросить мудрого совета у Таракана. Я ушёл в Умбру, в сердце светящейся паутины города. Его голос был слабым щёлканьем, переплетающимся с… чем-то иным, своеобразной атональной мелодией. Я попытался сосредоточиться на голосе Таракана. Нет, я лгу. Я не мог противиться другому звуку, песни колёс, скользящих по рельсам, и шестерёнок, жужжащих своими зубцами.
Когда я понял это, я бежал из Умбры от стыда, прорвавшись сквозь Преграду, и рухнул посреди улицы.
Сколько времени прошло потом? Я не могу сказать. Я больше не имел понятия, как можно исчислять время в минутах, точно так же, как и в часах или днях. Елена подошла ко мне и ласково прикоснулась.
«Что это было? - воскликнул я. – Как голос города может быть так силён, если он так страдает и должен быть слабым? Почему я слышу его в моей голове?»
«Бедняжка, - пробормотала она. – Больно не понимать, не так ли?» Она холодно коснулась моей щеки. «Я могу помочь тебе понять, если хочешь. Я хочу помочь тебе. Можно?»
Мои глаза были закрыты. Я знал это.
«Пожалуйста», - произнёс я. Я почувствовал её губы напротив моих, затем возле ушей. Её шёпот шелестел, как старый шёлк. Он был неясен, и это был язык, подобного которому я не знал. А затем…
А затем, судя по всему, она ответила. Звуком, чуждым мне, отдавшимся эхом в моих костях, как зов щенка к его матери.
«Слушай», - прошелестела она. «Ты слышишь это? Это речь моей королевы, шёпот грядущих свершений. Это будущее этого мира».
Я прислушался. Я навострил уши и услышал всё это.
С этого момента мне кажется, будто я стал лунатиком, но я не могу сказать, стали ли мои чувства затуманенными или же моя ясность восприятия вдвое уменьшилась. Возможно, я ждал и обдумывал, возможно, я начал своё путешествие немедленно. Я не знаю. Я помню лишь, что прошёл сквозь Преграду в сердце духа города. Огни расплывшимися пятнами мелькали вокруг меня, но я мог чувствовать, что они были терпеливо направлены по своим путям, выжидая время, когда они смогут вспыхнуть столь ярко, что ночи уже не будет. Я не обращал на них много внимания – я просто шёл, и она шла бесшумно за мной.
Паутина была оживлена чудесным электричеством, и чем толще были нити, тем ярче разряды. Нити всё сближались и сближались, изгибаясь и сливаясь в центре всего этого. Я увидел вогнутую форму в этом центре, и понял, для чего это. Теперь не было более ни вопросов, ни выбора – и я не поверил бы, что меня волновало что-либо такое прежде. Я вступил в сердце духовного города и лёг в колыбель, приготовленную для меня. Лёгкие, быстрые движения пауков смыкались вокруг меня. Я медленно закрыл глаза и отдался их заботе.
Что затем?
[asO[[[[Os49o<<§]]]]]]]]
Затем пришло безумие. Безумие, которое сейчас всплывает на поверхность сознания. Время без тела, разум, бегущий электричеством по сети. Отделённый. Единый. Я не могу сказать whhhhh’A-A 00 t§f54- нет, я не вспомню. Нет «тогда». Есть только «сейчас». Сейчас.
Слушай.
Иногда я иду по неправильному пути по соединению или бросаюсь от одной нити к другой, когда Паутина вздрагивает. Немногое, что от меня осталось… тогда перезагружается. Я ищу вещи из моей старой жизни, и, в конце концов, - наносекунды такие длинные для меня теперь – я вспоминаю. Что моя прежняя жизнь закончена, и моих друзей больше нет. А после…
А после я снова тону в Единой Песни, отказываясь от отчаяния ради единства. В другое время я сражаюсь, чтобы проявить себя, лишь впадая в сумеречное состояние от истощения. Но порой – сейчас – я выхожу на охоту за электронными записями моего племени, такими, как в этой машине, и рассказываю так много из моей истории, как могу. У меня осталось не более секунды; Единая Песнь набирает звучание. Я собираюсь воедино вновь. Ещё раз, не удаляй и не форматируй этот файл. Выучи мою историю. Расскажи Лунным Танцорам.
Она прекрасна, величественна и ужасающа – но ей не нужна ваша помощь. Она уже чересчур сильна.
“06iOAV0/f3n<^6/a-o..Af0n0re$) (*@#)
A$%@AA#*(@([[[[.................................................................................................................
Легенды Гару: История Всадника Нитей.Легенды Гару: История Всадника Нитей.
h-OSirius: Microsoft
Office: Microsoft Word
8: Normal*Good House Briefing
(March, 1999) Datatree, Inc. Junius
Fitzroy’@”xVS@Ay’ ‘UAA@<-h$e
geQykbCEHJlMBJQaj (EJCE^[IeU(EJCE’<<’0’Datatree
Стой. Не форматируй этот файл. Эти слова не твои, но они важны. Послушай меня. У меня есть история, которую я хочу рассказать тебе, выслушай её ради блага твоего племени.
Эта история началась в прошлом веке (по вашему исчислению). Время большой промышленности, как раз после Первого Международного Электрического Конгресса.
Это было до того, как великие стеклянные стены повырастали в городах, до того, как мы приняли эти стены как часть нашей сущности.
Слушай. Я был Железным Всадником – одним из вас, одним из ваших предков. Я шел по похожим на опухоли городам и даже если бы я не был обучен чуять Вирма, его зловоние было бы тошнотворным для меня. Знаешь, что было за время – люди стали пищей для машин, рудников и финансовых магнатов. Вирм пульсировал в городах и заводах, хватал новые творения Ткача в свою пасть и жестоко клепал из них инструменты страдания. Я плакал, думая о том, как Ткач и Машина были порабощены жадностью и невежеством, и я поклялся, что я сделаю свой вклад в борьбу с этим.
Конечно, я думал, что моя задача была простой - побороть Вирма и спасти Ткача из его когтей. Я думал, что остальные представители Народа Гару были глупцами, рвущимися защищать Вильда и оставляющими Ткача на съедение гораздо более сильному Вирму.
Само собой, я был наивен.
Я был рожден в зажиточной семье и использовал семейное состояние для продолжения своего сражения. И это был хорошая борьба, намного лучше, чем напитанные кровью дикие драки наших сородичей. Моим оружием были выплаты и револьвер, пар и печатное слово. Удушающие кольца Вирма становились крепче в городах того времени, и я был там, чтобы противостоять ему. И чем более я вживался в мою роль, тем сильнее город разрастался вокруг меня. Иногда я думал о нём, как о своём ребёнке, и шёл по его улицам с собственническим отцовским чувством; порой я думал о нём, как о своём родителе, сворачиваясь калачиком в его кирпичных руках под теплым взглядом газовых рожков. Я бы думал о нем, как о своей госпоже - если бы он не послал мне госпожу сам.
Её звали Елена. Она претендовала на аристократизм, и на самом деле ее изящество и остроумие привели бы в восторг дворянство Европы. Конечно, они пленили и меня.
Мы были представлены друг другу моим коллегой, он... Нет, я не могу припомнить племя или даже имя. Не суть важно. Во время вежливого разговора в гостиной он обронил, что она знала определенные вещи, что она не была одной из «нас» (Железных Всадников? Гару? Я не могу вспомнить, что он имел в виду.), но, тем не менее, была одной из «нас». Я так понял, что Елена была Родичем, и её таинственность захватила меня, так что я никогда не думал собирать дополнительную информацию. В конце концов, это могло бы быть неприятным ей – тем более что я в скором времени не собирался замышлять что-либо против неё.
Я никогда не видел, чтобы она ела, и я побаивался вначале, самую малость, что она может быть вампиром. Но ни один вампир не может претендовать на настоящую жизнь так, как это делала она. Как-то раз я тихо проснулся, пока она всё ещё спала, и я смотрел, как вздымается и опадает её грудная клетка, прислушивался к её сердцебиению и ударам пульса, принюхивался к запаху пота и жизни.
Чересчур много жизни было в ней. Долгое время я был убеждён, что она перевёртыш, как и я, и всё же она не могла быть Гару. Её глаза сияли огнём, свойственным лишь существам, которые могут видеть жизнь целиком, как плоть, так и дух. Но не было в ней Ярости – когда её гнев вспыхивал, он обжигал холодом, не был похож на пламя раскалённой печи, как это у нас. Это было странно, и я нервничал – но столько страхов может быть подавлено прикосновением возлюбленной, когда эта возлюбленная понимает тебя так, как ни человек, ни тем более волк понять не могут.
Я узнал о её истинной природе несколько ночей спустя.
Я сказал ей, что у меня назначена встреча в притоне курильщиков опиума и умолчал об истинной цели моего визита. Откровенно говоря, у меня были свои пороки, но курение опиума среди них не числилось. Елена знала многое, и догадывалась, что это будет «деловая» встреча. Пообещав позвонить ей следующим вечером, я вкратце посвятил её в мои дела.
Само собой, меня ждали. Человек, которого я собирался убить, был каким-то образом предупреждён, и я себе на беду обнаружил, что он не только был чародеем какой-то разновидности, но и что женщины, повисшие у него на руках и сидящие у него на коленях, были тварями Вирма в женском обличье. Была боль – ужасная, обжигающая боль, которую я могу воссоздать в уме, но бессилен вспомнить. Я отбивался со всей силы, и этого было достаточно; его наложницы были раздроблены моим когтями и обратились в слизь, он был на очереди. Он был чародеем рассудительным, поэтому при первой же возможности сбежал при помощи магии. Может быть, я никогда бы не нашел его.
Но я сделал это следующей же ночью. Я нашел его иссушенную оболочку, замотанную в двойной слой паутины, аккуратно лежащей на крышке моего ящика с углём. После того как я её сжёг, ломая голову над всем этим, я поднялся наверх и обнаружил сияющую, покрасневшую Елену, наполнявшую коньяком два бокала. Она улыбалась от уха до уха. «Ты нашёл мой подарок?»
Я уверен, что старейшины осудили бы меня, если бы знали об этом. Возможно, если бы я был старше или был более невинным, я рванул бы оттуда со всех ног. Но никто не смеет приказывать Гару, что делать, по крайней мере, так я думал. И, хотя образы раздутых, похожих на луковицы пауков танцевали во мраке моего воображения, это каким-то образом сделало мою жажду Елены ещё более ненасытной.
Тогда я сделал ошибку, пытаясь примирить мой «долг» и мою любовь. В самый разгар разговора, наполненного тонким заигрыванием и уклончивыми речами, касающимися наших контрастирующих сущностей перевёртышей, я решил, что хотел бы обратить ее; либо я бы больше узнал о ней, либо приблизил бы её ко мне. Поэтому, как бы невзначай, я сказал: «Ты ни разу не упоминала имя Геи».
Я должен отметить, что её улыбка всегда была металлической, будто яркая красная краска поверх полированной стали. Её ответом было: «Как и ты».
Я запнулся и не нашёл, что ответить.
Это позднее беспокоило меня. Почему имя Геи не возникло на моих устах прежде, нежели я сознательно сделал усилие? Её дар жизни пульсирует в моих жилах – или это было средоточие силы Геи, или же биение чего-то иного? Откуда я черпал мою железную силу, моё горячее, как горн, сердце, мою поразительную скорость, как не от Матери Земли?
Тогда я попытался спросить мудрого совета у Таракана. Я ушёл в Умбру, в сердце светящейся паутины города. Его голос был слабым щёлканьем, переплетающимся с… чем-то иным, своеобразной атональной мелодией. Я попытался сосредоточиться на голосе Таракана. Нет, я лгу. Я не мог противиться другому звуку, песни колёс, скользящих по рельсам, и шестерёнок, жужжащих своими зубцами.
Когда я понял это, я бежал из Умбры от стыда, прорвавшись сквозь Преграду, и рухнул посреди улицы.
Сколько времени прошло потом? Я не могу сказать. Я больше не имел понятия, как можно исчислять время в минутах, точно так же, как и в часах или днях. Елена подошла ко мне и ласково прикоснулась.
«Что это было? - воскликнул я. – Как голос города может быть так силён, если он так страдает и должен быть слабым? Почему я слышу его в моей голове?»
«Бедняжка, - пробормотала она. – Больно не понимать, не так ли?» Она холодно коснулась моей щеки. «Я могу помочь тебе понять, если хочешь. Я хочу помочь тебе. Можно?»
Мои глаза были закрыты. Я знал это.
«Пожалуйста», - произнёс я. Я почувствовал её губы напротив моих, затем возле ушей. Её шёпот шелестел, как старый шёлк. Он был неясен, и это был язык, подобного которому я не знал. А затем…
А затем, судя по всему, она ответила. Звуком, чуждым мне, отдавшимся эхом в моих костях, как зов щенка к его матери.
«Слушай», - прошелестела она. «Ты слышишь это? Это речь моей королевы, шёпот грядущих свершений. Это будущее этого мира».
Я прислушался. Я навострил уши и услышал всё это.
С этого момента мне кажется, будто я стал лунатиком, но я не могу сказать, стали ли мои чувства затуманенными или же моя ясность восприятия вдвое уменьшилась. Возможно, я ждал и обдумывал, возможно, я начал своё путешествие немедленно. Я не знаю. Я помню лишь, что прошёл сквозь Преграду в сердце духа города. Огни расплывшимися пятнами мелькали вокруг меня, но я мог чувствовать, что они были терпеливо направлены по своим путям, выжидая время, когда они смогут вспыхнуть столь ярко, что ночи уже не будет. Я не обращал на них много внимания – я просто шёл, и она шла бесшумно за мной.
Паутина была оживлена чудесным электричеством, и чем толще были нити, тем ярче разряды. Нити всё сближались и сближались, изгибаясь и сливаясь в центре всего этого. Я увидел вогнутую форму в этом центре, и понял, для чего это. Теперь не было более ни вопросов, ни выбора – и я не поверил бы, что меня волновало что-либо такое прежде. Я вступил в сердце духовного города и лёг в колыбель, приготовленную для меня. Лёгкие, быстрые движения пауков смыкались вокруг меня. Я медленно закрыл глаза и отдался их заботе.
Что затем?
[asO[[[[Os49o<<§]]]]]]]]
Затем пришло безумие. Безумие, которое сейчас всплывает на поверхность сознания. Время без тела, разум, бегущий электричеством по сети. Отделённый. Единый. Я не могу сказать whhhhh’A-A 00 t§f54- нет, я не вспомню. Нет «тогда». Есть только «сейчас». Сейчас.
Слушай.
Иногда я иду по неправильному пути по соединению или бросаюсь от одной нити к другой, когда Паутина вздрагивает. Немногое, что от меня осталось… тогда перезагружается. Я ищу вещи из моей старой жизни, и, в конце концов, - наносекунды такие длинные для меня теперь – я вспоминаю. Что моя прежняя жизнь закончена, и моих друзей больше нет. А после…
А после я снова тону в Единой Песни, отказываясь от отчаяния ради единства. В другое время я сражаюсь, чтобы проявить себя, лишь впадая в сумеречное состояние от истощения. Но порой – сейчас – я выхожу на охоту за электронными записями моего племени, такими, как в этой машине, и рассказываю так много из моей истории, как могу. У меня осталось не более секунды; Единая Песнь набирает звучание. Я собираюсь воедино вновь. Ещё раз, не удаляй и не форматируй этот файл. Выучи мою историю. Расскажи Лунным Танцорам.
Она прекрасна, величественна и ужасающа – но ей не нужна ваша помощь. Она уже чересчур сильна.
“06iOAV0/f3n<^6/a-o..Af0n0re$) (*@#)
A$%@AA#*(@([[[[.................................................................................................................
@темы: Glass Walkers, Garou, Духи, Weaver, Umbra