Сага о Северном Сиянии
"Почему приходят только такие воспоминания? Гайа, за что?
Ведь было же... был белый волк на вершине холма, и бег при луне. Когда? В начале? В конце?
Было логово, и тепло, и уют, и понимание.
Славные охоты были, и олень, золотой, как небесные звезды, мчал по потокам световых полотнищ, предвещая Великую Охоту...
А еще...
Белая долина, полная сияющих снежных искр, родной дом, величественные горы вдалеке, тяжелая накидка на плече, боевая секира в качестве посоха...
Было же, да? Ты - помнишь? Это уже - потом, но раньше, чем...
Только вот... Совоокий? Ты что? Ты же - Атро! Почему ты - плачешь? Почему валяешься передо мной, ползаешь на коленях и умоляешь простить тебя... За что, разве ты потерял свой клейв? Разве Полярная Сова отказалась от тебя, забрала свои дары? Мы... мы в мире духов. Что с тобой? Почему я не вижу главный твой Дар? Дар, редкостный для наших северных племен? Зачем. Куда ты их дел, скажи... Нет, лучше молчи... Простить тебя? За что? Почему ты просишь казнить тебя... Ты же Атро, не будь таким жалким, встань. Прошу тебя, встань, Совоокий, Галлиард племени Фианна... Брат! За что же мне казнить тебя? За лихие вести? За лишения? Или за гибель твоей стаи? Что же ты унижаешься, как щенок, ты пресмыкаешься, как змей - к чему это...
Но, когда он поднимался, она увидела его ухмылку, так не вязавшуюся с щенячьим скулежом, и поняла сразу - за что...
Но это было только началом.
А все же.
А все же были пиры, большие пиры на весенних полянах, и брага лилась реками, древние сказания сказывались, великие баллады пелись Галлиардами. И Совоокий был перед всеми, и голос его летел малиновым звоном, неся истории славных племен.
А все же было...
Нет, не должны помниться только боль и горечь. Да все круги ада не убьют любовь! Не убьют ее, и все... потому что на ней все держится. И этот ад - в том числе...
Я буду помнить и другое. Я буду помнить руку в руке, и бок-о-бок я тоже буду помнить. И еще - спину-к-спине. И взгляд ко взгляду. И детский смех. И писк щенят. И тепло первого весеннего солнца - подснежники! Нет, ты только посмотри, Атро Совоокий, подснежники!!! В феврале! Духи смеются над нами...
Мне быть судьей своего народа - луна нарекла меня судьей. Но мне же быть и лунным танцором - кто за меня вспомнит баллады былого? Мне же - разведчиком скользить по забытым, затертым следам, нет, не в глубь, а вдаль, вверх, прочь от темноты бездн, от адских пастей прошлого. Мне - храбрым воином бороться за право быть собой. Мне - шаманом - беседовать с духами прошлого.
Не вернуться моему народу. Жалкие остатки их преумножились в глубинах мира, и роем ненавистных врагов выбрались наружу. Нет более нас, и не надо - так распорядился мир, и так тому и быть.
И все же - я помню. А значит - мой народ имеет право - хотя бы на память? Я не прошу даже о прощении - такого не прощают. Но - память. Всего лишь несколько строк о чести, мудрости и славе былого...
Гайа, позволь..."
Ханна подняла руки, и стая замолчала.
Все затаили дыхание.
- Северные ветра видят тебя, дитя, и отныне ты, рожденная человеком в сиянии луны, жнущей просторы звезд, племени хранителей Севера, наречена Северным Цветом, и ты - клиат, дочь стаи Последней Песни. Кто против?
Ни один не отозвался. Молчание, полное радости и уважения, стелилось по земле.
Ханна склонилась в поклоне перед Ниммой, и та приняла из рук Эдрина чашу, и выпила глоток живительной влаги.
Ветер коснулся вершин деревьев, и первый снег пал на землю. Первый снег - на внезапно расцветшую ветку яблони...
- Да будет так!
Нимма Северный Цветок замерла, оглядывая свою - теперь уже свою стаю...
В глазах Ханны дрожал смех. Ну, что же ты! Вперед! Она выбросила руку, осалив Нимму, и бросилась прочь, смеясь, как маленькая...
- Лови!
Кто мог состязаться с Ханной в беге по заснеженным равнинам, во время ли охот, либо когда Обряд Зимних Ветров призывал солнце вновь вернуться на землю? Никто?
Но - быстроногий Свен Сосновая Шишка, пусть и рожден под темной луной, куда быстрее многих... И надо же, он обгоняет вожака, вот уже Ханна, уставшая, останавливается, дышит тяжело и свободно, смеется.
- Невелика слава обогнать две ноги на четырех, Свен! Скоро - Зимние ветра! Вот там и проверим, кто быстрее бегает. Да и охота не за горами!
Свен потупился, рыжие глаза хитро осмотрели стаю. Он знал - и на четырех лапах он обгонит вожака! Тут ему равных не было...
Праздник приема нового члена стаи не мог не закончиться веселой потасовкой, и Альмод Злой Медведь, славный воин, бросился на Фрост, к которой всегда был неравнодушен, чем зарабатывал неодобрительные взгляды филодокса Ульва...
Ульв, судья...
Фрост Хладнокровная, воин...
Альмод Злой Медведь, воин...
Свен Сосновая Шишка, разведчик...
И да, конечно, Нимма Северный Цвет...
Стая Последней Песни... К чему много лет назад ушедший теург Рунольв Дождливое Облако, тогдашний вожак и знатный заводила, так назвал свою стаю? Духи ли прозрели будущее, или что еще? Но с тех пор в стае сменились почти все, и, пожалуй, только эдрин Ханна да эдрин Альмод помнят те годы.
Ей удалось сохранить стаю до самого конца.
Месяц назад умер Совоокий...
Неделю назад ушла Нимма Северный Цвет, та, которую Ханна почитала за дочь, за младшую сестру, и любила превыше всех в стае. Теург Нимма, мудрая, за пару лет всего ставшая фостерном, а недавно, пару месяцев назад, Ханна лично провела ей обряд, подняв ее ранг до Эдрина...
Знатная стая. Сильная стая.
Остатки могущественного септа Белой Совы...
Час назад вернулась Нимма Северный Цвет.
Вернулась...
Живая.
Это было совсем небольшое вече – знаменательное лишь тем, что оно было последним для стаи Последней Песни.
Ханна внимательно смотрела на Нимму. Что в ней изменилось? Так ли страшны перемены? Что она поняла? Почему столь незаметный для других душок – этот отвратительный запах искажения и разрушения – режет ее сознание, лезет в нос, в глаза, в уши, холодной испариной ложится на кожу.
Нимма Северный Цвет пила пиво из кувшина, пущенного по кругу, и рассказывала.
- В первую очередь это – бой. Бой с самим собой – ты должен победить все свои слабости, чтоб выжить. Ты должен доказать, что ты…
- Кому доказать? – спросила Ханна.
Нимма посмотрела на нее неодобрительно… Эх, всего через пару лет ты могла бы быть уже Атро, милая, но почему я не вижу этой возможности для тебя?
- Себе, старейшая, в первую очередь себе. Других – там – не волнует то, что с тобой происходит.
- Может, именно в этом и вся беда? – задумчиво сказала Ханна, посмотрев на звезды.
- Но что там было? – спросил Альмод.
- Бой. Я же говорю – бой. С тенями, с врагами, с чудовищами… Ты уничтожаешь десяток, и два десятка идет им на смену. Ты рушишь стену – и вырастает новая.
- Тогда – в чем смысл? – спросила Фрост.
Нимма пожала плечами.
- Мне то что тебе сказать. Я не арун. Я – теург. И как теург я скажу – те места полны глубокой духовности, которую стоит понять, принять, отбросив лишнее и ненужное.
- Что? – это уже Свен.
- Да слабость, братишка, слабость же! Ты идешь вперед, преодолевая опасности, и ты растешь. Ты познаешь силу – свою силу! Посмотрите на меня! Разве я сломленная? Разве я больная?
- Ты пахнешь Змеем, - тихо прорычала Фрост. Глаза Ханны сузились. Какое решение примет стая? И будет ли их интересовать ее мнение – на этот раз?
Нимма рассмеялась.
- Вы все им пахнете. Просто вы не замечаете этого. В каждом из вас живет разрушение. Вы убиваете – чтоб выжить. И вы убиваете, чтоб побеждать.
- Вы? – спросила Ханна, но ее никто не услышал.
- Но мы убиваем… по необходимости… - неуверенно сказала Фрост, так и не поняв, толи Нимма укоряет ее в необходимости убивать, толи поощряет…
Ульв поднялся.
- Прекращайте разговоры, девченки. Чтоб понять, что происходит, я хочу увидеть все своими глазами.
- Но… - это Свен. Неужели он проявит благоразумие? Ханна опустила голову на руки. Встань, старейшина, запрети. Ударь, если надо. Как щенка, за загривок Нимму, и на обряд очищения, и потом – месяц поститься и медитировать…
- Но? Ты что, щенок? – благоразумие Ульва, где ты? – Ты трусишь на пороге опасностей? Мы идем. Кто со мной?
- Я… - это – неуверенно – Фрост.
- Я! – конечно, за ней Альмод, старый волчара.
- Ну… я… наверно, - Свен отводит глаза, он ищет взгляда Ханны, но та встает и идет прочь.
Нимма нагоняет ее.
- Старейшая, а что же ты? Ты не хочешь идти со своей стаей?
- Это больше не моя стая…
- Слышите! Вожак отрекается от стаи!!! Вы – слышите!
Нимма, светлый северный цветок, что – там – с тобой сделали…
Они ушли.
Они вернулись.
Она ждала их у входа…
…провал…
- Рыжая Ханна? Рыжая Ханна! Неужели, нет, просто невероятно! Наша Ханна решила покраситься цветом весенней красники!
Ханна тяжело, медленно выдохнула и подняла глаза на Нимму. Зрачки Ханны расширились, она сглотнула и прошептала.
- Нимма, уйди. Пожалуйста.
- Уйти? Так попроси меня, как Совоокий просил тебя… на коленях! Тогда я уйду, да, - подбоченясь, стояла Северный Цвет.
Ханна сдержалась. У нее не было сил на ярость. У нее не было сил на новое убийство.
- Уйди, Нимма, уйди, пока ты жива. Цени то, что у тебя есть.
- Нет, я не уйду, старейшая. Я, эдрин, вызываю тебя на бой, старейшина.
Ханна усмехнулась.
- Ты не имеешь права. Я не Атро.
- Ты ничто. Ты ничто без своей стаи.
- Да. Ты права. Уйди.
- Не уйду. Либо ты идешь следом за мной – туда, откуда пришла я. Либо я убью тебя.
Ханна тяжело, очень тяжело, очень медленно вздохнула. Целых три секунды форы. Целых три…
Удар руки пришелся в середину тела Ниммы, и на землю упала уже боевая форма, и трехметровый колосс поднялся над Ханной.
- Уйди, - сказала тихо Ханна.
Нимма зарычала, и в рыке было торжество. Она бросилась на своего вожака, но короткий, мощный вскрик, поднявший ветер, отбросил ее.
- Уйди, - хрипло сказала Ханна. Дар дался ей тяжело – слишком много сил потратила она на…
- Прими боевую форму.
- Не могу.
- Почему?
- Ты ослепнешь.
Нимма бросилась снова.
Ханна так и не перекинулась. Она коротко ударила, и тяжелая туша навалилась на нее, поверженная едва ли не на несколько часов.
- Что ты будешь со мной делать? – Нимма пыталась освободиться, но веревки, благословленные духами, держали крепко. – Хочешь убить последнюю из своей стаи, завершить начатое?
- Вероятно. – коротко сказала Ханна, разводя огонь.
Сгущались тучи.
Начинал падать снег. Первый снег в этом году.
- Первый снег, - улыбнулась Ханна, поворачиваясь к Нимме. – Помнишь? Когда ты только становилась клиатом…
- Заткнись, белобрысая сучка, мне от тебя тошнит.
Ханна вздохнула.
Затем она поднялась, воздела руки к небу и закричала. Закричала так, как не кричала никогда в жизни.
Северный Цвет молчала, сжавшись в комок.
Ветер пришел.
Ханна пела. Низко, гортанно, она пела хвалу северным ветрам. Ей хотелось увидеть сияние в небе, но они были далеко к югу от той крайней точки, где свет Гайи изливался на горизонты цветными полотнищами.
Ветер кружился, ластился к ней белым львом, скулил и рычал, и она отвечала ему песней.
А потом пришла тишина.
Ханна беззвучно подошла к Нимме, и та сжалась еще больше, когда ледяные руки легли ей на виски. Побелевшие губы старейшины шептали неслышные слова, и в них было имя и была судьба Северного Цвета.
А затем Северный Цвет вздохнула удивленно, коротко, и потеряла сознание…
Да, это было похоже на погружение в бездну. Лев, обучающий ее Дару, не показал ей всего. Она не могла знать, каково это - прозреть чью-то душу без остатка... Тлетворное влияние Змея Ханна видела как черные сгустки, имя которым было - не зло, но боль, не ненависть, но страдание, не агрессия - но обида. И - равнодушие. Вот главный козырь Змея - чего бояться, если тебе все равно? Ханна ворвалась в эту муть ледяным ветром, она рвала на клочки, она кричала, она вымораживала каждый клочок темноты. Но это было не то - чем больше ярости вкладывала она в Дар, тем больше темноты становилось в угасающей душе Ниммы. И тогда она протянула руки и взяла ее на руки - взяла внутри себя, в своей-ее душе. Она качала ее на руках, как маленького щенка, младенца, гладила и обливала слезами матери, скорбящей о болезни дочери. Она закрывала глаза и пыталась найти в глубине этой души цветы, маленькие, скромные, нежные цветы северных трав и кустарников, весенние поляны пробуждающейся жизни...
И она нашла.
Не даром имя тебе - Северный Цвет, сестра моя.
Живи...
Ханна, обессиленная, опустошенная, холодная и безразличная, смотрела в небо, когда тихий скулеж разбудил ее.
- Ханна, Ханна, проснись, пожалуйста. Мне больно.
Она повернула голову. Нимма смотрела на нее испуганно и жалобно, и в зрачках ее стыла гибель.
Тебе больно от веревок, стягивающих тебя?
Ханна развязала веревки и помогла Нимме подняться.
Та пошатнулась.
- Зачем… зачем…
- Что – зачем? – холодно сказала Ханна.
- Я… я была недостойна твоего Дара… Он мог пригодиться кому-либо другому…
- Каждый достоин такого Дара. Но помочь я могла только тебе.
- Мне больно… что я наделала… Зачем! Зачем ты исцелила меня…
Ханна улыбнулась
- А что – там – было легче?
Северный Цвет опустила голову.
- Я не смогу жить… После всего.
Старейшина покачала головой.
- Нет, Цветок, я приказываю… эх, прошу тебя – жить. А я ухожу.
- Куда?
- … Туда, Нимма Северный Цвет. В Спираль… Я ухожу, чтоб понять… Ты достигла своего. Я туда ухожу, хотя ты уже и не жаждешь этого. Прощай…
Прощай…